На нужды отвечественной науки экспроприировала у
gaalets сборник филологических статей Дж.Р.Р.Толкина "Чудовища и критики". Профессор - словоохотливый непоследовательный зануда. Вот читаешь статью "О волшебных сказках" 39 года, чтобы разгадать секрет его эпохального успеха, но фокусники не разглашают секректов, они безнаказанно морочат голову. Теорией владеет плохо, с трудом отделяет от волшебных сказок сказки о животных, и хотя в процессе бытования сказки придумывание выделяет как особо важный этап для формирования истории, тем не менее, говоря о происхождении, не отличает сказку народную от авторской. Профессор, боюсь, экзамен по устному народному поэтическому творчеству сегодня вам не сдать. Приходите в другой раз. И спишитесь с товарищем Проппом. Возможно, он согласится вас немного поднатаскать по теме. А то, право, стыдно. Я бы еще рекомендовала вам связаться с товарищем Голосовкером, но как некстати, он в сылке. Ладно, я гоню, потому что никогда не любила Толкина, и в паре Толкин&Льюис всегда отдавала предпочтение последнему.
Заслуга Толкина в том, что он вытащил сказки из детской, которые там загибались, адаптировав для взрослых. В необработанном виде сказки давно не представляют особой ценности для широкого круга реципиентов из-за критического количества морально устаревших вещей, которые воспринимаются как странности. Точнее они не воспринимаются вовсе, поскольку остаются непонятыми. Здание настолько ветхое, что для полноценного использования оно не подлежит ни реставрации, ни реконструкции. И его сносят, чтобы на том же месте возвести новое, востребованное, внешне похожее, но выстроенное по современным технологиям. Это фэнтези. Толкин настаивает, что для мифа важна именно текущая форма его бытования, ее задают не столько вереница тысячу раз использованных мифологических мотивов и их комбинаций, сколько
детали, атмосфера, общий смысл. И чтобы миф стал актуальным, ему нужно придать свежую современную форму, современную значит доступную. Сколько бы не отсылались к мифу об Эдипе, он давно за гранью понимания и сопричастности, он про табу в обществе, которого уже нет. Он для аналитики, не для сопереживания. ПарнАя фантазия оказывается ближе и роднее, чем консервированная поучительная история из чужого прошлого.
Но когда мы сделали все, на что способно исследование, - собрали и сравнили истории многих земель; когда мы истолковали большинство элементов, повсеместно содержащихся в волшебных сказках (таких, как мачеха, заколдованные медведи и быки, ведьмы-людоедки, табуированные имена и все такое) как пережитки древних обычаев, некогда практикуемых в повседневной жизни, и верований, некогда бывших именно верованиями, а не "причудами фантазии", - останется еще один момент, про который слишком часто забывают: а именно, что за эффект производят эти древние элементы сказок как таковых сегодня.
Это я все к чему. Да ни к чему, честно говоря. К слову, вот))
Если не разбобрею, то напишу позднее о тайном пороке профессора.